vlady » Вс янв 13, 2013 14:00
Константин, попробую ответить по порядку (P.S. Не совсем получилось: в конце хотел подробнее рассказать о языке, на котором говорят в провинции, но отвлекся, сбился на треп).
Мне кажется, что в Японии гораздо больше, чем где-либо еще, форм личного общения. Порой рассказывают о японистах, которые приезжают в страну и не понимают язык японцев. Дело в том, что нередко японскому языку обучают по сокращенной программе с упором на нейтрально- вежливую форму речи. То есть форму, которой пользуются, например, дикторы телевидения, интеллигенция и просто образованные люди. Помимо этого есть еще другие базовые формы: просторечие, подчеркнуто-вежливая, учтиво-вежливая и т.д.
Мне довелось изучать все перечисленные формы, однако, работая в стране, пользовался в основном нейтрально- и подчеркнуто-вежливыми формами. Начав работать в России фрилансером, стал чаще общаться (при монтаже оборудования, например) с простыми японцами. Первое время не совсем понимал, почему они в своем большинстве столь молчаливы (в отличие от сопровождавших их инженеров, начальников и т.д.). Затем стало ясно, что им привычнее просторечие, они могут говорить и «вежливо», но для этого придется напрягаться: не дай бог потерять лицо, опозорившись перед иностранцем. Стал говорить на просторечии, и проблемы в общении исчезли.
Да и вообще «вежливые формы речи» - понятие относительное. Те же учтиво говорящие профессора за пивом с коллегами говорят на том же языке, что и закручивающие гайки на стане холодного проката рабочие-монтажники и наладчики. Правда, при условии, что коллеги – близкие друзья. А рабочие-наладчики в разговоре с начальниками и т.д. будут напрягаться, но говорить учтиво-вежливо.
В новогодние праздники слушал (по радио) новогоднее обращение Императора. Практически все понял, но говорить так не смогу. В беседе с ним (не дай бог, конечно) в основном молчал бы (как будут молчать рабочие-наладчики в разговоре с профессором).
Есть еще разновидность, которой я так и не овладел: это - женская речь. А вот некоторые иностранцы неплохо владеют ей. Типичный случай: молодой американец приезжает в Японию преподавать английский язык, по любви или в целях оптимизации расходов начинает жить с местной Чио-Чио сан без жилищных проблем. По японским понятиям таким жильем может быть комната без мебели и кровати со встроенными шкафами и покрытыми матами-татами полами площадью 8 кв. м со «стоячей» (то есть, готовить можно, а поставить стул, чтобы покушать, – уже нет) кухней. Металлическая (от пожаров, но никак не от домушников) дверь комнаты выходит на идущий вдоль всего фасада балкон-галерею. Зимой холодно. В центре комнаты может быть небольшое углубление, в котором стоит стол, печка-котацу на углях (для обогрева ног). По периметру к столу прикреплено что-то вроде свивающего до пола одеяла (для сохранения тепла от котацу). Американец с трудом размещает свои длинные ноги под одеялом и судорожно прижимает их к худеньким ножкам подружки (для согрева, не подумайте чего-либо плохого).
Совместное проживание американец использует, в том числе, и для изучения местного языка, невольно становясь затем популярным прототипом японских передач типа нашего «Кривого зеркала», в котором иностранец смешит всех своей женской речью. Ну, например, такой сюжет. К иностранцу начинает приставать местная шпана (такое редко, но бывает). Тот на чистом японском посылает их подальше, но вместо того, чтобы в конце фразы добавить мужественное «ё!», использует женское «уа» («ва»!). Остолбеневшая на миг шпана начинает внимательно рассматривать фигуру иностранца в поисках женских гендерных признаков.
Отдельно следовало бы рассказать о языке, на котором разговаривают с детьми, или же на котором разговаривают сами дети. Есть о чем рассказать (младший сын, начиная с годовалого возраста, пять с лишним лет посещал местный детский сад), но и так увлекся. Пару слов о языке крестьян, фермеров.
На последнем этаже дорогого токийского универмага выставка-продажа овощей из далекой японской глубинки. Торгуют приехавшие оттуда крестьянки (возможно, жены фермеров). Как же они похожи красными обветренными лицами, где-то одеждой и даже комплекцией на наших колхозниц! И ведут так же. Увидев меня (а иностранцы такие мероприятия посещают редко), начинают хихикать, шептаться на своем наречии. Я понимаю далеко не все, доносятся отдельные фразы типа: «Смотри, американец». «Учитель американского, наверно», «Ничего…», «Да ничего хорошего: нос большой», «Но и глаза большие», «Однако не голубые, как у всех американцев». Наконец, одна самая смелая на учтиво-вежливом игриво спрашивает: «Не изволите попробовать наш «чампон» (одна из разновидностей японской лапши с овощами)»? Я пытаюсь подстроиться под их наречие, однако ответ получается в стиле шестерки-якудзы: «Подруга, если бы ты мне предложила «чампэн» (искаженное от слова «Шампанское»).
Дружный хохот, возгласы типа «Оно еще и разговаривает».
Не удержусь от того, чтобы в подтверждение тезиса о похожести крестьянок всего мира привести аналогичный случай, который имел место несколько лет назад в маленьком городке Южноукраинск. Рынок под открытым небом, вечер пятницы, посетителей почти нет – одни тетки-продавщицы. И тут появляюсь я «во всем черном»: работа кончилась, до начала протокольного мероприятия еще долго, сидеть в скромном номере гостиницы не хочется. Все внимание теток переключается на меня («тетками» их можно назвать только из-за обветренных красных лиц, а так большинство из них гораздо моложе меня), шепчутся, смеются. В черном костюме и галстуке в этом городе, похоже, ходит лишь директор местной АЭС, и то, когда туда приезжает руководство Министерства палiва и енергетики. Самая смелая из «теток» обращается ко мне:
- Дядьку, купи цветочки.
- Не хОчу.
- Почему «не хОчу»?
- ДИвчины немае.
- А почему «немае»?
- Дядьку старый и дюже негарный.
- Брэшешь, дядьку, брэшешь.
Вот тогда я невольно вспомнил последний этаж токийского универмага и японских «колхозниц», о которых к тому времени основательно подзабыл.