Прошу прощения у горожан, что слегка злоупотреблю форумом. Все нижеследующее - это для форума неформат; это, скорее, формат бложьей статьи, но, поскольку собственным блогом в ГП я так и не обзавелся, то пишу вот здесь. Предложенные рассуждения - ответ на один из витков соседней, довольно извилистой, ветки (начиная отсюда), а так как рассуждения грозят быть длинны и скучны, я решил вынести их в отдельную ветку.
Да, и на всякий случай еще одно предуведомление: я совершенно не берусь давать оценку кривцовско-ланновским переводам, о которых тут пойдет речь, - я читал как отзывы людей, которые на них плевались, так и отзывы тех, кто которые их хвалил. И те и другие мнения я, в общем, уважаю. А собственного у меня пока нет.
Ну, после такого предисловия, приступим.
Введение
В соседней ветке, где первые витки споров закружились вокруг противопоставления слова и смысла, духа и буквы, Константин Лакшин предложил совершенно замечательное определение:
Константин Лакшин писал(а):Слово -- все, что относится к естественному языку в зауженной школьно-бытовой трактовке (звуки, фонемы, морфемы, части слова, слова, синтагмы, предложения, тексты и т. п.).
Смысл -- все остальное (факты, их соотношение, ощущения, мнения, построения, утверждения, умозаключения, структуры и т. п.).
Замечательно оно потому, что совершенно, на мой взгляд, повторяет один из изводов советской переводоведческой мысли, а именно построения И. А. Кашкина. Когда я сравнил позицию Константина с кашкинской позицией, Л.Б. сказал:
L.B. писал(а):Конечно, сопоставления напрашиваются, но
Но! В качестве "но" была предложена антиланновская статья Кашкина "Ложный принцип и неприемлемые результаты". В ней, по Л. Б., "Кашкин предлагает систему аргументации, т.е. постройку из весьма крепко сцепленных аргументов-камешков, которая отнюдь не разваливается от изымания одного-двух камешков". То есть, в отличие от определений Константина, которые, для справки:
L.B. писал(а):такие бредовые "определения", которыми орудует Константин: "Слово -- все, что относится к естественному языку в зауженной школьно-бытовой трактовке ... Смысл -- все остальное ..."
- Кашкин предлагает нечто принципиально иное. Что же?
И из любопытства я перечитал его статью.
Наблюдения
1. Общие теоретические положения Кашкина
Начну со своей ошибки. Мне помнилась статья Кашкина как набор указаний на недостатки кривцовско-ланновских переводов, поэтому я советовал Л.Б., для того чтобы убедиться в чрезвычайном сходстве Лакшина с Кашкиным, обратиться к другим кашкинским статьям. Оказалось, зря советовал - и в "Ложном принципе" все видно. Он начинается со слов:
Кашкин писал(а):При переводе художественной книги переводить надо не изолированный словесный знак и его грамматическую оболочку в данном языке, а мысль, образ, эмоцию - всю конкретность, стоящую за этим словом, при непременном учете всех выразительных средств, всей многосмысленности знака или многозначности слова.
А затем последует:
Кашкин писал(а):Между тем при художественном переводе... плодотворнее исходить... не из слов и форм, изображающих предмет или описывающих действие, а из самого предмета и действия, каким его видит автор и каким его должен представить себе переводчик.
То есть вот вам, пожалуйста: слово и смысл (кто там про "Псевдо-заповедь псевдо-Иеронима" говорил?), словесный знак с грамматической оболочкой с одной стороны и мысль, образ, эмоция с другой стороны. Как говорил Константин, "все, что относится к естественному языку" с одной стороны и "все остальное" с другой стороны. Переводить, по Кашкину, напоминаю, надо то, что с другой стороны, а то, что с одной стороны, игнорировать. Каков камешек? Не камешек, я бы сказал, а булыжник. Валун! Если его вынуть, как остальные камушки - не посыпятся?
Теперь далее. Ланн говорит, что своим переводом он старается передать стиль оригинала, для чего предлагает принцип точности, состоящий из ряда положений. Кашкин оспаривает ланновское понимание стиля:
Кашкин писал(а):Обращаясь к трудам советских языковедов, мы находим в них указание на то, что следует различать, с одной стороны, строй языка автора как отражение в нем норм общелитературного национального языка, на котором он пишет, а с другой стороны - индивидуальный художественный стиль данного автора как систему выражения его мировоззрения.
Тут прерву цитирование и замечу, что это кашкинское противопоставление языкового авторскому будут потом повторять Ланчиков-Бузаджи-Берди, критикуя Пивера и Волохонскую. Поэтому, в частности, я и говорил об их сходстве. Противопоставление полезное, но какой логический ход следует дальше?
Кашкин писал(а):...при художественном переводе передан может и должен быть в основном лишь последний, то есть индивидуально-художественный стиль автора.
Стоп. Это почему? Это тоже советские языковеды в своих трудах так сказали? Почему должен-то. Потому что Кашкин так считает? Ну а какой-нибудь Паннвиц считал, что, наоборот, при переводе надо стремиться протащить чужие языковые особенности в свой (немецкий) язык. Чего мы будем делать с этим камушком (тоже немаленькой такой величины). Оставим? Выкинем? А выкинув - не обрушим ли остальные?
2. Частные теоретические положения
Игрословие
Кашкин писал(а):Всякая языковая игра, особенно шутливое искажение звучания, фонетический каламбур, должна восприниматься непосредственно и сразу, в единстве смысла и звучания
Звучит - умно! Кашкину самому очень понравилось, и поэтому он еще будет повторять это высказывание в других своих статьях. Но что это значит - непосредственно и сразу в единстве смысла и звучания? Чтобы непосредственно и сразу в единстве смысла и звучания воспринять полушинеля (положительный пример), надо знать Полишинеля. В таком случае чем плох вариант "в констатации у них немощь" (отрицательный пример), для непосредственного понимания которого в единстве смысла и звучания надо знать соответствующее значение слова "конституция"?
Русизмы
Кашкин писал(а):"Мы не допустим лексических русизмов", - говорит Е. Ланн. Во-первых, что это за "русизмы" в русском языке, а во-вторых, где их граница?
Очень верная мысль - где их границы? И тем не менее, это недоумение относительно границ русизмов в русском языке не мешает Кашкину расценить фразы типа "делов на один боб" как "замысловатые обороты в духе Зощенко". Отчего же в духе Зощенко? Тем более что кто же будет без всякой задней мысли поминать фамилию Зощенко в 1952 году?
3. Отдельные камушки, теоретически не подкрепленные
Имена собственные
Кашкин ругает фонетическую передачу собственных имен - предпочтение транскрипции перед транслитерацией и традицией:
Кашкин писал(а):В разбираемых переводах неизменно смешиваются нормы речи письменной и разговорной и фиксируется фонетическое произношение имен и понятий, иногда лишь затемняющее их смысловую письменную форму.
"Здоровая тенденция разумного приближения к фонетической точности написания здесь переходит в свою противоположность", - заключает Кашкин. Спрашивается, как отличить здоровую тенденцию от ее противоположности? Где провести границу?
Реалии
Кашкин ругает протаскивание в перевод английских реалий путем заимствования иностранных слов:
Кашкин писал(а):далее идут в том же духе: аттерни и прочие скривенеры; кьюриты и прочие реверенд-мистеры; сэндуичи и прочие тоусты; начинательные приказы и прочие риты (writs) и термины (в смысле сессий); спекуляции и прочие крибиджи... к общеизвестным напиткам: джину, грогу, пуншу, элю - навязываются еще холендс, клерет, порт, тоди, хок, стаут, нигес (в честь какого-то полковника Нигеса), скиддем, бишоп, джулеп, снэпдрегон, уосель, и не хватает разве овечьей шерсти, песьего носа да шендигафа, чтобы получилась полная картина спиртных напитков какого-нибудь английского питейного заведения. Точно так же к издавна известным кэбам, фаэтонам, кабриолетам, шарабанам пристраиваются гиги, шезы, комодоры, брумы, беруши, кларенсы, догкарты, стенхопы, хенсомы и прочие шендриданы.
Опять же спрашивается, где провести черту между кэбом и гигом, фаэтоном и хенсомом, шарабаном и прочим шендриданом? Как определить, что тянуть к себе, а что оставлять там? Ланн предпочел тянуть все. Его право.
Кашкин писал(а):Вместо не всегда быстрого органического обогащения языка такими давно усвоенными иноязычными понятиями, как юрист, адвокат, прокурор, клерк, грог, пунш и т. п., здесь сразу пригоршней кинуты в язык без разбора набранные слова, что оказывается на этом ограниченном участке явным засорением языка.
Ы? Поди-ка, отличи-ка обогащение от засорения.
Отдельные словечки
Кашкин писал(а):Есть у Сэма Уэллера любимое словечко - regular, которое в английском языке имеет десяток установившихся значений 2 и легко входит в разнообразные словосочетания. По-русски естественно звучит только регулярная армия да еще выражения типа регулярное посещение занятий. Однако Сэма Уэллера в переводе с утомительной педантичностью заставляют повторять это словечко на все лады. Оседлали регулярного осла да и поехали. И вот, насчитав десятка два-три случаев самого противоестественного включения этого словечка из лексикона регулярного кучера в русский текст этого перевода и "регулярно" запутавшись в нем, читатель, не принимая юмористическую функцию этого "приема", начинает отмахиваться от надоевшего словечка.
Спрашивается, если у Сэма есть любимое словечко, то отчего бы и не передать это словечко-паразит хотя бы даже и регулярным ослом? Можно, конечно, найти и лучший, более естественный для русского уха, способ передачи, но пора бы осознать, что Ланн не особенно заботится о естественности для русского уха, а регулярный осел вполне себе становится речевой характеристикой Сэма. Кстати, сам Кашкин, совершенно игнорируя излюбленность и паразитичность слова, предлагает в подстраничной сноске с десяток, если не больше, способов его замены. Понятно, что прием в таком случае будет потерян.
Кстати, о читателе. О читателе Кашкин знает очень много, даже слишком много. Знает, например, что читатель не примет юмористическую функцию регулярного осла. Знает и то, что:
Кашкин писал(а):советского читателя интересуют не слова, а творчество Диккенса в целом
и что
Кашкин писал(а):советского читателя может интересовать прежде всего не просто языковая ограниченность писателя, грамматические и стилистические нормы и особенности, свойственные только английскому языку и по существу непереводимые, но то художественное мастерство, с которым Диккенс отбирает и использует возможности своего языка для достижения больших творческих целей
В общем, пользуется тем же приемом, который прославил Джон Стюарт в своем сюжете про The American People.
Что подводит меня к следующему пункту:
4. Грязные риторические приемы
Ошибки при цитировании
Кашкин писал(а):Когда мы говорим о мастерстве Диккенса, - заявляет он, - мы, прежде всего, имеем в виду запас его идиом, жаргонизмов, каламбуров и близких каламбуру тропов.
Смотрим в Ланна:
Ланн писал(а):Когда мы говорим о мастерстве Диккенса в распоряжении накопленным к 1837 году словарем, мы прежде всего имеем в виду запас его идиом, жаргонизмов, каламбуров и близких к каламбуру тропов, а также способность дать социальный портрет средствами речевой характеристики.
Причем эта ланновская фраза взята из раздела, посвященного лексическим средствам "Записок Пиквикского клуба". Кашкин же ставит ее после того, как сам покрасовался социально-литературоведческим анализом:
Кашкин писал(а):"Кто не знает у нас Чарльза Диккенса - горячего печальника, защитника и друга угнетенных и обездоленных, неутомимого обличителя социальной неправды? Его звонкое, веселое имя знакомо любому советскому школьнику. Он один из тех великих писателей-реалистов середины XIX века, которые показывают нам решающие социальные конфликты своей эпохи не менее явственно, чем их описывают труды историков. Диккенс делает это просто и доходчиво, покоряя не только разум, но и сердце своего читателя, причем (хотя это и может прозвучать парадоксом) советскому читателю Диккенс говорит иной раз больше, чем английским буржуазным критикам.
Советскому читателю Диккенс прежде всего дорог как один из немногих западных писателей-реалистов, сохранявших в середине XIX века человечность, способность негодовать, сочувствовать, смеяться.
На таком фоне ланновское рассуждение о мастерстве Диккенса как о запасе идиом и близких к каламбуру тропов, конечно, покажется чудовищно сухим педантством. Нечестно!
Вырывание из контекста
Чтобы покрепче лягнуть своего противника, представить его читателю полным идиотом, Кашкин вырывает из контекста его фразы, наполненные лингвистической лексикой двадцатых-тридцатых-сороковых годов, и преподносит их читателю:
Кашкин писал(а):Переводчик диккенсовского юмора совершенно не чувствует, что, по его же наблюдению, "искаженное слово несет комическую функцию" и может поразить неловкого бумерангометателя. Он совершенно серьезно вещает как бы в свое оправдание: "Допустимость субститута вполне оправдана, ибо сохраняет общую внутреннюю форму двух идиотизмов"
В статье Кашкина эта вырванная ланновская фраза лишена какого-либо внятного смысла и демонстрирует лишь заумность лексики Ланна (здесь-то еще ладно, а на Шенгели Кашкин вообще дразниться будет: "Г. Шенгели охотно применяет громкие термины в качестве "субститута" мысли") и - гы-гы-гы - два идиотизма. Опять нечестно!
5. Аудитория
L.B. писал(а):Если учесть аудиторию, на которую статья была рассчитана (напечатано для учителей в журнале "Иностранные языки в школе")...
На какую аудиторию эта статья была рассчитана, судить сложно. Она смешанная. Отчасти это, наверняка, переводчики. Отчасти - учителя. А отчасти:
Кашкин писал(а):Диккенс - писатель, входящий в программу школьного чтения, но, спрашивается, много ли получат школьники от подобных переводов? Не потому ли приостановлено было в Детгизе издание собрания сочинений Диккенса под редакцией Е. Ланна? Однако непонятно, за что страдают учащиеся и Диккенс. Почему давно уже не издаются в Детгизе другие, более приемлемые переводы?
Спрашивается, на кого рассчитан пассаж про то, почему не издаются в Детгизе более приемлемые переводы? На учителей, что ли? Они как-то влияют на политику Детгиза? Или просто чтобы потрындеть?
Заключение
Как ни стараюсь, не вижу я в статье Кашкина стройную "систему аргументации, т.е. постройку из весьма крепко сцепленных аргументов-камешков, которая отнюдь не разваливается от изымания одного-двух камешков". А вижу, в общем, то же, что в соседней извилистой ветке, с тех пор как возникли там слово, смысл и Иероним. Как там говорил Л.Б.? Свистоблудие.
И в качестве приложения: Кашкин и Ланчиков
L.B. писал(а):Друня противопоставляет не только практику и теорию, но и критику и теорию ("лучше читать не критические, а теоретические статьи Кашкина"), и много еще чего.
Оказывается, не только за Дрюней такой грешок водится, но и за Л.Б.:
L.B. писал(а):Ланчиков хочет одной задницей по всем стульям рассесться, везде отметиться и всё пометить: и критиком (”Вместо стилистического единства – лоскутное одеяло” и т.д.), и теоретиком (”ведь каждый индивидуальный случай – частное проявление некой общей закономерности ” и т.д.), и преподом, всегда наготове кол влепить (”Перевод изобилует всеми возможными недочетами, какие только может допустить начинающий переводчик.” и т.д.)
То есть Л.Б., в общем, тоже способен различать критику и теорию, ему тоже что-то такое мыслится при произнесении этих слов, но он зачем-то обращает внимание на Дрюнино противопоставление. Особое оно, что ли?
Однако если возвращаться к размеру задниц, то и у Кашкина она немаленькая. В одной статье совместились и теория ("Обращаясь к трудам советских языковедов, мы находим в них...", "Национальная форма передается глубоким проникновением в самую суть национального своеобразия народа..." и т. д.), и критика ("Он (Ланн) идет не от целостного понимания автора, а от формальных частностей...", "Переводчик диккенсовского юмора совершенно не чувствует..." и т. д.), и готовность влепить кол ("бросается в глаза, что в переводах неизменно смешиваются моменты языковые и стилистические", "даже по сравнению с этими невероятными ошибками в переводе художественного произведения недопустимы невыразительно звучащие в контексте реплики..." и т. д.).