19.
Pérez-Reverte:
A mi espalda oí la voz de Saramago el Portugués, recitando bajito:
"Porem eu cos pilotos na arenosa
praia, por vermos em que parte estou,
me detenho em tomar do sol a altura
e compassar a universal pintura..."
Alguien preguntó qué diablos era aquello, y el Portugués, sin alterarse, respondió con su educado acento y sus eses prolongadas que era Camoens, que no todo iban a ser malditos Lopes y Cervantes, que él antes de batirse recitaba lo que le salía de los hígados, y que si a alguien incomodaba Os Lusíadas tendría mucho gusto en acuchillarse con él y con su santa madre.
–Éramos pocos y parió el Tajo –dijo alguien.
No hubo más comentarios, el Portugués continuó entre dientes con sus versos, y seguimos camino.
А. Б.:
Позади раздался голос Сарамаго-Португальца, еле слышно читавшего:
"Передо мной приборы разложили,
Я высоту стал солнца замерять,
Спеша найти с усердьем неизменным,
Тех мест расположенье во Вселенной."
— Что это за бред? — осведомился кто-то, и португалец, нимало не обидевшись, объяснил, несколько гнусавя и подсвистывая на согласных, что на Лопе и Сервантесе свет клином не сошелся, есть еще и Кэмоинш, а сам он, Сарамаго, перед схваткой всегда повторяет эти строки, идущие у него из глубины души, а кому не пришлись по вкусу «Лузиады», тот может отправляться к такой-то и такой-то матери.
— Передо мной приборы разложили, а мы на вас с прибором положили, — вполголоса откликнулся кто-то.
Иных комментариев не последовало, и Сарамаго продолжал бормотать себе под нос бессмертные октавы.
Здесь описывается, как группа Капитана Алатристе выдвинулась, чтобы погрузиться на баркас и поплыть по реке Гвадаркивиль к кораблю, который надо было захватить. Среди этих бойцов был один португалец, который продекламировал строки из известной поэмы "Лузиады" знаменитого португальского поэта Камоинша. В ней описывается плавание Васко да Гамы, открывшего морской путь в Индию.
Наиболее интересная с точки зрения перевода фраза -- это "
Éramos pocos y parió el Tajo".
Вообще-то в испанском языке есть такая поговорка: "
éramos pocos y parió la abuela", которую буквально можно перевести как "
мало нас было, так тут еще и бабушка родила".
Общий ее смысл такой: было много ("мало" здесь говорится с иронией) чего-то (обычно неприятного), а тут еще добавилось. Чаще всего она употребляется, когда где-то собралось много народа, становится тесно и некомфортно, а тут неожиданно еще приходят люди. В более общем смысле она означает, что к череде неприятностей добавилась еще одна. Ну и наконец, она может употребляться просто для выражения досады и удивления. Тогда ее можно перевести как "
этого нам только не хватало".
В данном случае во фразе вместо "
la abuela" стоит "
el Tajo". Получается (буквально) "
А тут и Тахо родил".
Кто такой (что такое)
Тахо, и почему о нем вспомнили? Тахо -- это река, протекающая по Испании и Португалии. На этой реке стоит Лиссабон, и его порт находится в устье Тахо (по-португальски Тежу). Оттуда уходили в плаванье к берегам Индии португальские мореплаватели-первопроходцы. Учитывая, что Сарамаго-Португалец цитировал поэму Камоинша о мореплавателях, отправлявшихся в путь от берегов Тахо, а затем говорил, что Камоинш ничуть не хуже испанских классиков Сервантеса и Лопе де Вега, то можно предположить, что произнесший эту фразу имел в виду именно этого поэта и его стихи, связанные с этой рекой. То есть эту фразу, мне кажется, можно понять в том смысле, что им тут "
только Камоинша не хватало".
Конечно, это один из возможных вариантов перевода. Но у Богдановского перевод этой фразы вообще не имеет ничего общего с оригиналом. У него на объяснения португальца кто-то выдал комментарий, в какой-то мере передразнивающий его: "
Передо мной приборы разложили, а мы на вас с прибором положили."
Это выглядит, на мой взгляд, немного пошловато да и просто глуповато. А также странновато, так как после такого хамского комментария португалец -- как написано в тексте -- просто "
продолжил бормотать себе под нос бессмертные октавы". А ведь чуть ранее он предлагал недовольным цитируемыми им стихами подраться ("
acuchillarse"), -- кстати, А. Б. это из перевода просто выкинул, -- и послал их подальше.
Ну и еще кое-какие мелочи.
Например, "
sin alterarse" -- это здесь скорее не "
нимало не обидевшись", а "
нимало не смутившись".
А "
con su educado acento y sus eses prolongadas" -- не "
несколько гнусавя и подсвистывая на согласных" (тут А. Б. присочинил), а "
в своей интеллигентной манере и пришепетывая". Дело в том, что Португалец был образованным человеком (скорее всего, обедневшим португальским дворянином), а энергичное и даже шепелявое произнесение звука "s" ("eses") характерно для португальцев.
Ну и, как я уже упоминал, проигнорировано "
acuchillarse" ("
драться на кинжалах или другом холодном оружии").
Можно еще отметить, что "
recitar" -- это если и "
читать", то "
наизусть", то есть "
декламировать".
В результате получается что-то вроде этого:
Позади раздался голос Сарамаго-Португальца, еле слышно декламирующего:
"Передо мной приборы разложили,
Я высоту стал солнца замерять,
Спеша найти с усердьем неизменным,
Тех мест расположенье во Вселенной."
— Это что еще за бред? — осведомился кто-то, и португалец, нимало не смутившись, объяснил, в своей интеллигентной манере и пришепетывая, что на Лопе и Сервантесе свет клином не сошелся, есть еще и Кэмоинш, и сам он, Сарамаго, перед схваткой всегда повторяет эти строки, идущие у него из глубины души, а кому не пришлись по вкусу «Лузиады», тот может подискутировать с ним на шпагах или отправляться к такой-то матери.
— Нам только Камоинша тут не хватало, — вполголоса откликнулся кто-то.
Иных комментариев не последовало, и Португалец продолжил бормотать себе под нос бессмертные октавы, а мы продолжили путь.
Для сравнения еще раз перевод А. Б.:
Позади раздался голос Сарамаго-Португальца, еле слышно читавшего:
"Передо мной приборы разложили,
Я высоту стал солнца замерять,
Спеша найти с усердьем неизменным,
Тех мест расположенье во Вселенной."
— Что это за бред? — осведомился кто-то, и португалец, нимало не обидевшись, объяснил, несколько гнусавя и подсвистывая на согласных, что на Лопе и Сервантесе свет клином не сошелся, есть еще и Кэмоинш, а сам он, Сарамаго, перед схваткой всегда повторяет эти строки, идущие у него из глубины души, а кому не пришлись по вкусу «Лузиады», тот может отправляться к такой-то и такой-то матери.
— Передо мной приборы разложили, а мы на вас с прибором положили, — вполголоса откликнулся кто-то.
Иных комментариев не последовало, и Сарамаго продолжал бормотать себе под нос бессмертные октавы.