Еще одно, последнее сказанье...
Ф. Монд
Мусью Ларкс
Часть 8- Послушайте, говорят, в ту ночь погибло больше пятидесяти солдат. Подробности мы узнали от одного из тех “кинтос”, что приходили к нам утром. Он уцелел, потому что был, похоже, трусоват и держался сзади, когда они окружили холм Тернеро.
- Как рассказывал тот парень, зачитав нам приказ, они поднялись на холм, чтобы объявить его и хозяину дома на вершине. Так как они были из недавно прибывшей части, то никого в округе не знали. Поднявшись гуськом вслед за своим командиром, они подошли к входу и там остановились. Там уже стоял, скрестив руки на груди и, как будто поджидая их, Мусью - высокий, очень серьёзный, в шляпе, надвинутой на глаза. “Кинто” говорил, что несколько раз сержант как будто хотел пройти дальше, но всякий раз что-то его удерживало. А у него самого волосы вдруг дыбом встали, и ему стало как-то не по себе. В конце концов, сержант решил зачитать приказ с того места, где стоял. Когда он закончил, Мусью даже не шевельнулся. Прошло около минуты, прежде, чем он ответил. Говорил он, почти не шевеля губами, но все хорошо расслышали, что он сказал:
- Я не уйду раньше полуночи.
И больше ничего не сказал.
- Хорошенько подумайте, что вы делаете. Это приказ, и его надо выполнять, иначе нам придётся прямо здесь расстрелять вас, - закричал сержант.
- Я уже сказал, что не уйду раньше полуночи.
Испанец не стал больше спорить и приказал своим людям построиться, зарядить карабины и прицелиться.
- В последний раз говорю вам, немедленно покиньте дом или я прикажу стрелять, – он отошёл в сторону и семь стволов нацелились на фигуру Мусью.
- Делайте, что хотите.
- Огонь! – закричал испанец.
Послушайте, залп с расстояния пяти или шести корделей (19) и вола в клочья разнесет. Но “кинто” сказал, что Мусью даже глазом не моргнул, и что он не знает, куда угодили пули, потому что на фасаде никаких следов не осталось. Сержант снова и снова командовал “Огонь!”, думая, что солдаты плохо целятся, но после десятого залпа никто уже и не пытался целиться. Тогда он сам достал своего “бискайца” (20) и палил, пока не кончились патроны. Но всё без толку.
Затем сержант со своими людьми направился в комендатуру и доложил начальству о том, что произошло. Капитан не поверил ни единому его слову и только наорал на него. Но поговорив с солдатами, которые все как один говорили одно и то же, он помрачнел и задумался. Затем сказал адъютанту:
- Подождём, пока вернутся патрули, которые занимаются переселением. В девять вечера прикажите всем построиться и выдайте двойной запас патронов. Мы возьмём холм в кольцо и, если этот человек - кем бы он ни был - не спустится ровно в двенадцать, будем атаковать, а там посмотрим, сможет ли один противостоять двум сотням.
Наш “кинто”, который уже смекнул, что там наверху творится что-то неладное, сказался больным – мол, у него понос приключился, - и его оставили в тылу караулить лошадей. Холм был взят в кольцо. Капитан с пятьюдесятью хорошо вооружённых солдат поднялся до самого входа на участок Мусью. “Кинто” сказал, что оттуда, где он был, он расслышал, как примерно в двенадцать капитан крикнул Мусью, чтобы тот выходил, но в доме, погружённом во мрак, было тихо; казалось, там не было ни души. В Матагуа уже все знали о событиях на холме. Гарнизон подняли по тревоге, и он был в полной боевой готовности. И местные жители, и крестьяне-переселенцы с тревогой ждали, чем всё это кончится. Никто не ложился спать, и все смотрели в сторону холма, который был примерно в полу-лиге от города.
Дядя Фико посмотрел на часы и сказал:
- Двенадцать.
Не успел он это сказать, как белая вспышка обволокла верхушку холма; на мгновение показалось, что там наверху вспыхнуло солнце. Земля вокруг задрожала, и сильнейший порыв ветра пронёсся, сметая всё на своём пути. Я увидел, как какая-то точка, светящаяся в ночи как светлячок, стремительно устремилась в небо и, становясь всё меньше и меньше, растворилась среди звёзд.
От капитана и его солдат и мокрого места не осталось. Некоторые из тех, что находились у подножья холма, тоже погибли, разорванные взрывом, и все, кто видел вспышку вблизи, ослепли. Наш “кинто” легко отделался, потому что, как только увидел вспышку, упал ничком за колодезным срубом и со страху чуть не вырыл руками новый колодец.
-Всю оставшуюся ночь и утро в городке была суматоха: туда свозили раненных и погибших. Говорят, некоторые умерли просто от страха. Вершина холма ещё три дня светилась странным светом, и над ней клубился дым - как над вулканом. Несколько месяцев никто не решался подниматься на холм, да и вообще все старались обходить его стороной.
Диего замолчал и серьёзно посмотрел на меня. Затем сказал:
- Не знаю, что вы обо всём этом думаете; может, сомневаетесь: мол, не присочинил ли старик чего. Так я вам скажу: стар я уже в свои восемьдесят шесть лет, чтобы врать. И тем более вам – человеку учёному, университет окончившему, да ещё пятнадцать лет, как женатому на моей внучке.
Я протестующе замотал головой.
- Вот вы сами поднимались туда и всё утро там всё осматривали, - продолжал старик. – Конечно, сейчас там и следа не осталось от того, что было раньше: только голые камни; там теперь даже бурьян не растёт. Скажите, кроме камней, что вы насобирали и принесли в мешке, нашли вы там ещё что-нибудь?
- Нашёл, - задумчиво ответил я, глядя в усталые глаза старого Диего Моралеса. - Высокий уровень радиации.
Тут и сказочки конец,
Кто прочёл – тот молодец!
