Работа над ошибками или перевод-дубль два
Беатрис (Очень большое слово “свобода”)
“Свобода” – это очень большое слово. Например, когда заканчиваются уроки, говорят, что ты свободная. Пока ты свободная, ты можешь гулять, играть и тебе не надо учиться. Если страна свободная, то любой человек может делать всё, что захочется. Но даже в свободной стране что-то нельзя делать. Например, убивать. Да, конечно, можно убивать комаров и тараканов, а еще коров, чтобы жарить чурраскос. Или, например, нельзя воровать, хотя оставить себе немного сдачи, когда Грасиела (это моя мама) посылает меня что-нибудь купить, - не считается. Еще, например, нельзя опаздывать в школу, а если опоздаешь, то надо написать записку, это Грасиела должна ее написать. Тогда это будет уважительная причина. Так учительница говорит.
Свобода много чего значит. Например, если ты не заключенная, говорят, что ты на свободе. Но вот мой папа заключённый, но он в “Свободе”, потому что так называется тюрьма. Он там сидит уже много лет. Дядя Роландо называет это “какой сарказм”. Однажды я рассказала моей подруге Анхелике, что тюрьма, где сидит мой папа, называется “Свобода”, и что дядя Роландо сказал, что это сарказм, так ей так понравилось это слово, что когда ее крестный подарил ей щенка, то она назвала его Сарказмом.
Мой папа заключенный, но не потому, что он убил, украл или опоздал в школу. Грасиела говорит, что папа в “Свободе”, то есть в тюрьме, из-за своих идей. Похоже, мой папа был очень знаменитый своими идеями. У меня тоже есть идеи, но я пока не знаменитая. Поэтому я не в ”Свободе”, а на свободе.
Если бы я была заключенной, то мне хотелось бы, чтобы две мои куклы, Тоти и Моника тоже были бы заключенными. Потому что мне очень нравится спать и прижимать их к себе, особенно Тоти. Монику не очень, потому что она ворчунья. Но я никогда ее не ругаю, чтобы Грасиела видела. Она иногда меня ругает, и мне тогда очень хочется быть свободной. Когда она меня ругает, я говорю про нее “она”, потому что ей не нравится, когда я ее так называю. Конечно, я должна быть очень ненормальной, чтобы называть ее “она”. Если, например, приходит мой дедушка и спрашивает меня, где мама, и я отвечаю ему, что она на кухне, то все уже знают, что я сейчас ненормальная, потому что, если я нормальная, то говорю, что Грасиела на кухне. Мой дедушка всегда говорит, что я у нас самая ненормальная и мне это очень нравится. Грасиеле еще не очень нравится, когда я называю ее Грасиелой, но я так её называю, потому что это очень красивое имя. И только когда я ее очень-очень люблю, когда я ее обожаю, и целую, и крепко обнимаю, а она говорит мне “ой, не сжимай меня так”, вот тогда, я называю ее мамочкой и мамулечкой. И от этого Грасиела становится очень доброй, нежной-нежной и гладит меня по голове. А разве стала бы она меня гладить, если бы я говорила бы ей “мамочка” и “мамулечка” просто так?
Видите, свобода – очень большое слово. Грасиела говорит, что быть заключенным из-за идей, как мой папа, совсем не стыдно. Этим почти можно гордиться. Почему почти? Это или стыдно или этим можно гордиться. Вот ей понравилось бы, если бы я сказала, что это почти стыдно? Я горжусь (а не почти горжусь) моим папой, потому что у него было много-много самых разных идей и его из-за них посадили в тюрьму. Я думаю, что у него и дальше будут очень хорошие идеи, но только он про них никому не расcкажет, потому что, когда он выйдет из “Свободы”, чтобы жить на свободе, его снова могут посадить в “Свободу”. Вот видите, какое это большое слово?
Чурраскос – (Аргентина, Уругвай ) мясо, жаренное на углях.