Uncle A » Чт окт 24, 2013 10:48
BRODSKY БРОДИТ ПО РОССИИ, СИРИН и НАБОКОВ
Виктор Топоров
Статья 2010 г. - к недавней годовщине [Взято в «Фейсбуке» - А.Г.]
Тут как-то все разом принялись переводить англоязычные стихи Бродского. И попрекать друг друга беспомощностью и бездарностью перевода. Однако вопрос в другом (и поэтический, и, не в последнюю очередь, этический): стоит ли эти стихи переводить вообще?
Причем к проблеме качества англоязычных стихов Бродского (многими автохтонными носителями языка, мягко говоря, оспариваемого) это никакого отношения не имеет. Да будь хоть все они без исключения шедеврами, что с того?
Известен корпус стихов Бродского, написанных по-русски. Известен корпус стихов Бродского (несопоставимо меньший по объему), написанных по-английски. То есть у поэта (по меньшей мере с тех пор, как он основательно освоил английский) всякий раз имелся выбор, по-русски или по-английски писать. И он этот выбор делал – в ту или в иную сторону. И если порой делал в иную, то какое у нас право приумножать бессмысленные (да хоть бы и осмысленные) сущности собственными артефактами как бы от его имени?
Вот написал он колыбельную дочери . Написал по-английски. Это сознательный выбор, не правда ли?
Так какого рожна, спрашивается, городить переводческий огород?
Тем более что англоязычные стихи Бродского (опять-таки, независимо от их качества) это эксперимент.
Это даже насилие.
Насилие над собой и насмешка (горделивая) над собственной судьбой. Или наоборот.
В отличие от его англоязычных эссе, переводить которые как раз можно, а не исключено, и должно, хотя и с большой оглядкою.
Классический пример – эссе, посвященное Одену и содержащее детальный разбор оденовского стихотворения «1 сентября 1939 г.».
Ни один русский перевод этого стихотворения не обладает, да и не может обладать надлежащей цитатностью, чтобы его можно было вмонтировать в сделанный Бродским разбор английских строф, строк, анжамбманов, рифм, образов, коннотаций и аллюзий. Принципиально различаются поэтика и просодия, не совпадают семантические поля, далеко расходятся ассоциативные ряды.
Русские переводчики выходят из положения так: эссе Бродского они переводят, а стихотворение Одена приводят в оригинале и снабжают (тоже вынужденно обедненным) подстрочником.
То есть предлагают своему читателю понюхать розу в противогазе.
И кому, спрашивается, это нужно?
Еще более показателен во многом сходный пример с эссеистикой Набокова.
Вот перевели его «Лекции по русской литературе», в частности эссе о Гоголе.
Довольно банальное – если читать его по-русски – эссе.
Но изумительно смешное в оригинале!
Потому что, рассказывая американским студентам о Гоголе, Набоков переводил для них на английский и самого Гоголя.
И переводил, надо сказать, не то чтобы неточно, но несколько насмешливо, а порой даже саркастически.
Переводил, превращая каждый переводимый им фрагмент гоголевской прозы, в более-менее (чаще - более) едкую эпиграмму на самого Гоголя и, если так можно выразиться, на расхожий образ Гоголя в коллективном подсознании отечественной словесности.
Американские студенты этого, естественно, не замечали: Набоков не столько забавлял их, сколько забавлялся сам.
Русские студенты – читая по-русски набоковское эссе о Гоголе – этого, понятно, не замечают тоже.
Ну, и зачем было переводить это в остальных отношениях банальное эссе?
Набоков имеет к теме нашего разговора самое непосредственное отношение.
Несколько раз переведя себя с одного языка на другой («Отчаянье» с русского на английский, «Лолиту» - с английского на русский; есть еще текстологически запутанные истории с «Камерой обскурой», она же «Смех в темноте», и с «Solus rex»), он наглядно продемонстрировал такую свободу в обращении с условным оригиналом, которую не вправе позволить себе ни один «сторонний» переводчик.
И, на мой взгляд, намекнул тем самым, что переводить его – как минимум с английского на русский – все же не стоит.
Можно, конечно, - любимой жене или верной университетской «шестерке», пишущей слово «жопа» через «ять», - но по большому счету не нужно.
Что я, кстати, в свое время и внушал основному набоковскому переводчику Сергею Ильину и его издателю Александру Кононову, - при том, что и высочайшая одаренность Ильина, и его благородное подвижничество вызывали и вызывают у меня огромное уважение и симпатию.
Кстати, о стихах. Тот же Кононов как-то привлек меня к редактуре «Бледного пламени» (а вернее, одноименной вставной поэмы), переведенного Ильиным.
Стихотворный перевод Ильина привел меня в ужас, а моя редактура, очевидно, привела в ужас самого Ильина.
Потому что потом к переводу поэмы привлекли Александру Глебовскую, которая, по-видимому, и довела его до ума – сейчас он вполне «на уровне», как и перевод самого романа, публикуемый за подписями уже двух переводчиков – Ильина и Глебовской (правда, не в алфавитном порядке, что указывает на определенное неравенство творческого вклада обоих).
Дело, однако, не в этом.
Вникнув в поэму Набокова, я обнаружил, что она написана в ревнивое подражание (а отчасти в ревнивое соперничество) Роберту Фросту – самому популярному в те годы поэту США, по меньшей мере – в университетской среде.
Набоков и вообще был ревнив к чужой славе (вспомним хотя бы его болезненную реакцию на присуждение Нобелевской премии Пастернаку или смехотворное утверждение, будто, сочиняя «Приглашение на казнь», он знать-не-знал никакого Кафку).
Начав (во многом вынужденно) сочинять по-английски и всемирно (и лишь потом всеамерикански) прославившись «Лолитой», он теперь вознамерился доказать, что умеет писать длинные рифмованные нарративы не хуже американского поэта №1. В той же манере – но не хуже! Да что там не хуже – лучше! Намного лучше!
Я бы не слишком удивился, узнав, что Набоков сначала написал ревнивое подражание Фросту под названием Pale Fire, а только потом «замутил» вокруг него целый одноименный роман про Шейда и Кинбота.
Надо ли переводить на русский самого Фроста (да и англоамериканскую поэзию в целом), вопрос спорный. По традиции (и по умолчанию) считается, что надо.
А надо ли переводить на русский англоязычное подражание Фросту работы ревнивого (и не слишком одаренного в поэтическом плане) Набокова?
Наверное, все же нет.
Но тогда как перевести роман «Бледное пламя»?
А надо ли переводить «Бледное пламя»?
А остальные англоязычные вещи Набокова?
Не говоря уж о горемычном «Оригинале Лауры».
А эссеистику Набокова?
И надо ли все-таки переводить эссеистику Бродского?
Тем более, англоязычные стихи Бродского?
Как в том анекдоте: у «армянского радио» спрашивают, может ли забеременеть мужчина от мужчины?
- Думаем, что нет, но по всей Армении идут опыты.
Вот и сейчас по всей нашей сетевой «Армении» переводят poems of Brodsky.
И ругают друг друга на чем свет стоит.
Но к чему всё это?
Случаев литературного двуязычия сейчас и в стране, и в мире немало; этический вопрос запутан и чаще всего вообще не ставится; прагматика чаще всего отсутствует, а вот творческие результаты едва ли можно признать хоть сколько-нибудь обнадеживающими.
Разве что какая-нибудь экзотика: Израиль, ЮАР, Индостан.
Про Израиль вы сами всё знаете, про Индостан читали у хотя бы у Салмана Рушди, а вот в ЮАР многие пишут на африкаанс, а потом сами себя переводят на английский (или наоборот).
На африкаанс получается патриотично, а на английском – рыночно.
При том, что практически все писатели в ЮАР – полные билингвы.
Но опять-таки: если ты просто владеешь иностранным языком, то можешь проверить качество перевода твоих стихов и прозы – и принять эти переводы (или даже авторизовать, то есть «назначить» единственно правильными) или забраковать их, можешь даже помочь своему переводчику- но никак не более того.
Если же ты владеешь двумя языками на одинаково высоком творческом уровне (или тебе кажется, будто дело с тобой обстоит именно так), то язык ты каждый раз выбираешь осознанно; выбираешь, не в последнюю очередь, методом исключения – как минимум методом ситуативного исключения.
Вот как Иосиф Бродский, решивший сочинить для малютки дочери колыбельную не по-русски, а по-английски.
По-английски, а значит, не по-русски!
Значит, ему почему-то не захотелось, чтобы именно это стихотворение зазвучало по-русски!
А у вас руки чешутся перевести эту cradle-song?
Все равно руки чешутся?
Подложите их под себя на стул – такое, говорят, помогает!
В заключение литературная байка (быль) из эпистолярного наследия Грэма Грина.
Польский литературный журнал попросил его выразить свое отношение к творчеству Джозефа Конрада, классика британской литературы (и поляка, если кто забыл, по происхождению).
Это замечательный писатель, ответил Грин.
- А что вы скажете о его английском? Конрад и впрямь великий мастер английского языка?
- Конрад и впрямь великий мастер английского языка, - отписался Грин. – Правда, его английская проза чрезвычайно похожа на прекрасный перевод прекрасной прозы с французского. Но это ее (спохватился Грин) только красит!
Я больше не принимаю участия в работе форума ГП. Если кому-то вдруг понадоблюсь, со мною можно связаться через личное сообщение.