Немецкий "юбилейный" семинар №13

[Ирина Миронова]

Реплика честного мужика носит явно издевательский характер. Adies - это искаженное французское à Dieu, которое в немецком превратилось в фамильярное "tschüs!". Он произносит свое фальшивое извинение развязным и фамильярным тоном. Соответственно я постарался в переводе это обыграть: ну, так прости, не обессудь, наше вам.

Да, и с соответствующими гримасами (а, может быть, и квазипочтительными жестами). Честный мужик тоже получил некоторое удовлетворение.
В общем, полезно было бы поработать над образностью перевода с учётом нашей дискуссии

[Ирина Миронова]

Надеялась привести ещё один свой вариант (с учётом дискуссии), но за текущими делами время ушло, поэтому делать этого не буду.
Большое спасибо mikegor' у за интересное обсуждение.

Из предложенных в этом семинаре остался Рильке, "Перо и меч":

Feder und Schwert
Ein Dialog
(1893)
In der Ecke eines Zimmers stand ein Schwert. Die helle, stählerne Fläche seiner Klinge erglänzte, vom Strahle der Sonne berührt, in rötlichem Scheine. Stolz hielt das Schwert Umschau im Zimmer; es sah, daß alles sich an seinem Glasten weidete. Alles? Nicht doch! Dort auf dem Tische lag, müßig an ein Tintenfaß gelehnt, eine Feder, der es nicht im mindesten einfiel sich vor der glitzernden Majestät jener Waffe zu beugen. Das ergrimmte das Schwert und es begann also zu sprechen:
»Wer bist du wohl, nichtswürdig Ding, daß du nicht gleich den andern vor meinem Glanze dich beugst und ihn bewunderst? Sieh nur um dich! Alle Geräte stehen ehrfurchtsvoll in tiefes Dunkel gehüllt. Mich allein, mich hat die helle beglückende Sonne zu ihrem Liebling erkoren; sie belebt mich mit ihrem wonnigen Flammenkusse, und ich lohne ihrs, indem ich ihr Licht tausendfach wiederstrahle. Mächtigen Fürsten nur ziemt es, in leuchtendem Gewände daherzuschreiten. Die Sonne kennt meine Macht, darum legt sie mir den königlichen Purpur ihrer Strahlen um die Schultern.« Lächelnd erwiderte drauf die besonnene Feder: »Sieh doch, wie eitel und stolz du bist und wie du dich brüstest mit dem erborgten Glanze! Sind wir doch beide besinne dich ganz nahe Verwandte. Beide hat uns die sorgende Erde geboren, beide sind wir im Urzustand vielleicht im selben Gebirge neben einander gestanden Jahrtausende lang; bis der Menschen geschäftiger Fleiß die Ader des nützlichen Erzes, deren Bestandteile wir waren, entdeckte. Beide nahm man uns weg; beide sollten wir, ungefüge Kinder der rauhen Natur noch, ober der Hitze der dampfenden Esse, unter des Hammers mächtigen Schlägen zu nützlichen Gliedern des irdischen Treibens umgeschaffen werden. Und so auch geschah es. Du wurdest ein Schwert bekamst eine große und feste Spitze; ich, eine Feder, wurde mit einer dünnen, zierlichen bedacht. Sollen wir wirklich schaffen und wirken, müssen wir uns erst die glänzende Spitze benetzen. Du mit dem Blute, ich nur mit Tinte!«
»Diese Rede, in gelehrtem Stile gehalten«, fiel nun das Schwert ein, »macht mich lachen fürwahr. Ist es doch grade, als wollte die Maus, das kleine nichtige Tierchen, ihre nahe Verwandtschaft mit dem Elefanten beweisen. Die spräche dann so wie du! Denn auch sie hat gleich dem Elefanten vier Beine und hat sich sogar eines Rüssels zu rühmen. So könnte man glauben, sie seien zum wenigsten Vettern! Du hast, liebe Feder, sehr schlau und berechnend jetzt das nur genannt, worin ich dir gleiche. Ich aber will dir erzählen, was uns unterscheidet. Ich, das glänzende, stolze Schwert, werde um die Hüfte geschnallt von einem kühnen, edlen Ritter; dich aber, dich steckt ein altes Schreiberlein hinter sein langes Eselsohr. Mich erfaßt mein Herr mit kräftiger Hand und trägt mich in die Reihen der Feinde; ich führe ihn hindurch. Dich, beste Feder, führt dein Magister mit zitternder Hand über vergilbtes Pergament. Ich wüte furchtbar unter den Feinden, springe mutig, tollkühn bald her, bald hin; du kratzest in ewiger Monotonie über dein Pergament hin und wagst dich nicht ein Stückchen aus jenen Bahnen, die dir die führende Hand vorsichtig weist. Und endlich, endlich geht meine Kraft zu Ende, werde ich alt und schwach, dann ehrt man mich, wie es Helden geziemt, stellt mich im Ahnensaale zur Schau und bewundert mich. Was aber geschieht mit dir? Ist dein Herr mit dir unzufrieden, wirst du alt und beginnst du mit dicken Strichen über das Papier hinzukreuchen, packt er dich, entreißt dich dem Stiele, der dir Stütze war, und wirft dich weg, wenn er nicht Gnade übt und dich mit ein paar deiner Schwestern um wenige Kreuzer einem Trödler verkauft.«
»Du magst ja in mancher Beziehung«, versetzte die Feder sehr ernst, »so unrecht nicht haben. Daß man mich oft gering schätzt, ist ja wahr, ebenso wie, daß man mich, nachdem ich unbrauchbar geworden bin, sehr übel behandelt. Doch deswegen ist die Macht, die mir zu Gebote steht, solange ich arbeiten kann, keine geringe. Es kommt ja nur auf eine Wette an!«
»Du wolltest mir eine Wette anbieten?« lachte das übermütige Schwert.
»Wofern du wagst, dieselbe anzunehmen.«
»Und ob ich sie annehme«, versetzte das Schwert, das sich noch immer nicht vom Lachen erholen konnte.
»Was gilt die Wette?«
Die Feder aber setzte sich zurecht, nahm eine strenge Amtsmiene an und begann:
»Wir wollen wetten, daß ich imstande bin, dich zu hindern, deiner Arbeit, dem Kampfe, nachzugehen, wenn ich will!«
»Ho, ho, das klingt ja kühn.«
»Bist du's zufrieden?«
»Ich gehe darauf ein.«
»Nun wohl«, sagte die Feder, »laß uns sehen.«
Es waren wenige Minuten seit dem Abschlüsse dieser Wette vergangen, als ein junger Mann in reichem Waffenkleide eintrat, das Schwert faßte und sich dasselbe anlegte. Hierauf betrachtete er wohlgefällig die blanke Klinge. Von draußen erschallte heller Trompetenruf, Trommelwirbel es ging zur Schlacht. Eben wollte der junge Mann das Zimmer verlassen, als ein anderer, der eine hohe Stelle bekleiden mußte, wie man aus seinem reichen Schmucke ersah, eintrat. Der junge verneigte sich tief vor ihm. Der Würdenträger war indessen an den Tisch getreten, hatte die Feder erfaßt und eilends etwas hingeschrieben. » Der Friedensvertrag ist schon unterzeichnet«, sagte er lächelnd. Der Jüngere stellte sein Schwert wieder in die Ecke, und beide verließen das Zimmer.
Auf dem Tische aber lag die Feder. Der Sonnenstrahl spielte mit ihr, und ihr feuchtes Erz glitzerte hell.
»Ziehst du nicht zum Kampfe, mein liebes Schwert?« fragte sie lächelnd.
Das Schwert aber stand still in der finsteren Ecke. Ich glaube, es prahlte nie wieder.

Может, попробуем перевести, а потом обсудим наши (а можно и опубликованные) переводы? Время до осени ещё есть.

[mikegor]

Хороший текст. Я обязательно переведу. К осени точно переведу.

[Asmodey]

Какого числа нужно выложить перевод про меч и перо?

[Ирина Миронова]

Мне кажется, не раньше конца сентября. Предлагайте.

[Asmodey]

как на счет 20.09.10??

[mikegor]

Я согласен на 20-е.

[Ирина Миронова]

Пусть будет так.

[mikegor]

Как дела с переводом, коллеги? А то 20-е уже скоро. Я свой уже в основном закончил.

[Ирина Миронова]

Как бы то ни было, постараюсь выложить для обсуждения "как есть".

[Ирина Миронова]

Осознавая, что в ближайшее время у меня не будет возможности совершенствовать текст, выкладываю его. Надеюсь поучаствовать в обсуждении. Хотелось бы, чтобы участников прибавилось.

Перо и меч
Диалог
(1893)
В углу комнаты стоял меч. Светлая стальная поверхность его клинка озарялась красноватым сиянием, когда луч солнца касался её. Гордо озирал меч комнату, он видел, что все здесь любуются его блеском. Все? Да нет же! На столе, праздно опершись на чернильницу, лежало перо, которое не имело ни малейшего понятия о том, чтобы склониться перед сверкающим величием оружия. Это разгневало меч, и он завёл такой разговор:
"Что же ты такое, ничтожная вещь, что ты не склоняешься подобно другим перед моим сиянием и не восхищаешься им? Посмотри вокруг себя! Все инструменты стоят, почтительно укутавшись в глубокую тьму. Одного меня, меня светлое благословенное солнце выбрало своим любимцем; оно оживило меня своим пламенным поцелуем, полным блаженства, и я служу ему, тысячекратно отражая его свет. Только могущественным князьям подобает выступать в светящемся обрамлении. Солнце знает моё могущество, поэтому оно возложило мне на плечи королевский пурпур своих лучей." Улыбаясь ответствовало ему благоразумное перо: "Посмотри, как ты тщеславен и горд и как ты хвалишься блеском, взятым взаймы! Вспомни, ведь мы с тобой близкие родственники. Нас обоих родила заботливая земля, оба мы в первозданном состоянии, пожалуй, были рядом тысячелетиями в одних и тех же горах, пока прилежное усердие людей не открыло им жилы нужной руды, составными частями которой были мы. Нас обоих извлекли, мы оба, бесформенные порождения дикой природы, были переработаны над жаром печи мощными ударами молота в полезных членов земного бытия. Свершилось. Ты стал мечом с большим и прочным остриём; я, перо, было задумано тонким и изящным. Если мы хотим действительно творить и действовать, мы должны сначала смочить блестящее остриё. Ты – кровью, я – чернилами."
- Эти учёные речи, - теперь вступил в разговор меч, - смешат меня. Это как если бы мышь, маленький ничтожный зверёк, доказывала своё близкое родство со слоном. Она бы говорила как ты! Ведь у неё, как и у слона, есть четыре ноги и она даже может похвастаться длинным, как хобот, рыльцем. Можно подумать, что они, по крайней мере, двоюродные родственники! Ты, дорогое перо, очень хитро и расчётливо произнесло только то, что соответствует моему сравнению. Однако я хочу тебе рассказать о том, чем мы различаемся. Я, сверкающий гордый меч, пристёгнут к поясу смелого, благородного всадника, тебя же старый писака засовывает за своё длинное ослиное ухо. Меня мой господин выхватывает сильной рукой и несёт в ряды врагов; я веду его сквозь них. Тебя, дорогое перо, ведёт магистр дрожащей рукой по пожелтевшему пергаменту. Я ужасно свирепствую над врагами, мужественно и отважно прыгаю то сюда, то туда; ты же царапаешь в вечном однообразии свой пергамент и не отваживаешься отклониться от той колеи, которую тебе предусмотрительно указывает ведущая рука. И, наконец, когда же в конце концов моя сила подойдёт концу, я стану старым и слабым, тогда меня будут чествовать, как это подобает героям, поставят меня в зале фамильных портретов для обзора и будут восхищаться мной. А что же произойдёт с тобой? Если твой господин тобой недоволен, если ты стареешь и начинаешь тащить по бумаге жирные линии, он хватает тебя, отрывает тебя от ручки, которая была твоей опорой, и выбрасывает тебя, если он беспощаден, и продаёт тебя вместе с парой твоих собратьев за несколько крейцеров старьёвщику.
- Пожалуй, в некотором смысле ты не так уж и неправ, - очень серьёзно ответило перо, - То, что меня часто мало ценят, это правда, также правда и то, что когда я становлюсь негодным к употреблению, со мной обращаются очень плохо. Но поэтому и не мала власть, которой меня облекают, пока я могу работать. Давай заключим пари!
- Ты хочешь заключить со мной пари? – смеялся высокомерный меч.
- Если ты отважишься его принять.
- А что если я соглашусь, - ответил меч, который не мог прийти в себя от смеха.
- На что спорим?
Перо сосредоточилось, приняло важный вид и начало:
- Мы хотим поспорить, что я в состоянии препятствовать тебе заниматься твоей работой, борьбой, если я захочу!
- Хо-хо, это звучит слишком смело.
- Тебе этого достаточно?
- Я согласен.
- Ладно, - сказало перо, - посмотрим.
Не прошло и нескольких минут после заключения этого пари, как вошёл молодой человек в богатом обмундировании, схватил меч и примерил его к себе. При этом он удовлетворённо рассматривал сверкающий клинок. Снаружи доносился звонкий призыв труб, барабанная дробь звала к бою. Только молодой человек хотел покинуть комнату, как вошёл другой, занимающий более высокий пост, как было видно из его богатого убора. Молодой низко поклонился ему. Вельможа тем временем уселся за стол, взял перо и спешно что-то написал. "Мирный договор уже подписан," - сказал он улыбаясь. Младший поставил свой меч обратно в угол, и оба покинули комнату.
На столе лежало перо. Солнечный луч играл на нём, и его влажный металл ярко сверкал.
"Не хочется ли тебе в бой, дорогой меч?" – спросило оно улыбаясь.
Но меч тихо стоял в тёмном углу. Я думаю, он больше никогда не хвастался.

[mikegor]

Перо и меч
Диалог
(1893)
В углу комнаты стоял меч. Луч солнца коснулся отполированной стальной поверхности его лезвия, – и оно сверкнуло красноватым отблеском. Меч с гордостью осматривал комнату: все купалось в его блеске. Но все ли? Не все! Там, на столе, праздно опершись на чернильницу, стояло перо, которому даже в голову не приходило склониться перед сияющим величием оружия. Разгневанный, меч начал вещать:
«И кто же ты такое, ты, ничтожная тварь, что не склоняешь головы и не восхищаешься моим сиянием? Оглядись! Все вещи почтительно стоят, укутанные тьмой. И лишь меня, меня короновало сияющее благодетельное солнце как своего любимца; оно вселило в меня жизнь своим блаженным огненным поцелуем, и я не остался в долгу, тысячекратно отразив его свет. Только могущественным властелинам подобает шествовать в сияющем одеянии. Солнце признает мою мощь, и потому возлагает на мои плечи королевский пурпур своих лучей». С улыбкой отвечало рассудительное перо: «Только посмотри, сколь ты тщеславен и горд, как ты чванишься своим одолженным блеском! Но, подумай, не находимся ли мы с тобой в ближайшем родстве? Обоих нас родила Земля, оба мы изначально лежали, возможно, в недрах одной и той же горы многие тысячелетия, пока трудолюбивое усердие людей не открыло ту рудоносную жилу, частью которой явились мы. Нас обоих извлекли на свет, нам обоим, тогда еще непослушным детям грубой природы, предстояло преобразиться в жаре дымящегося кузнечного горна под мощными ударами молота, чтобы вносить свою лепту в коловращение земной жизни. И было по сему. Ты стал мечом, был наделен острием длинным и твердым, я – пером с острием тонким и изящным. И если уж нам и впрямь приходится трудиться и творить, то мы смачиваем наше сверкающее острие. Ты – кровью, я – чернилами!»
«От этой речи, да еще в таком ученом стиле», – встрял меч, – «мне, ей-богу, становится смешно. Это все равно, как если бы мышь, эта маленькая ничтожная зверюшка, силилась бы доказать свое родство со слоном. Вот бы она и заговорила точь-в-точь как ты! Ведь и у нее, как и у слона, есть четыре ноги, да и рыло ее хоботу не уступит. Можно было бы подумать, что они кумовья, не меньше! Ты, любезное перо, очень хитро и своекорыстно называешь лишь то, в чем я тебе подобен. Я же расскажу тебе о том, что нас различает. Я сверкающий гордый меч, меня пристегивает к своему бедру отважный и благородный рыцарь; тебя же засовывает за свое длинное ослиное ухо старый писаришка. Меня выхватывает своей сильной рукой мой господин и мчится на врага, и я веду его сквозь вражеские ряды. А тебя, любезное перо, водит своей дрожащей рукой по пожелтевшему пергаменту твой магистр. Я неистовствую над врагом, смело и безрассудно скачу там и сям, ты же в неизбывной скуке скребешь по своему пергаменту и не смеешь ни на волос отступить от пути, осмотрительно назначенного ведущей тебя рукой. И, наконец, наконец, когда сила моя иссякает, и я становлюсь стар и немощен, меня почитают, как подобает герою, меня выставляют напоказ в фамильном зале, чтобы мною восхищались. Ну, а с тобой что происходит? Лишь только твой господин станет тобой недоволен, когда ты, состарившись, начнешь еле ползать по бумаге, оставляя за собой толстые каракули, он тебя хватает, выдирает из черенка, служившего тебе опорой, – и вышвыривает тебя, а если он смилостивится, то продаст тебя с парой твоих товарок старьевщику за несколько крейцеров».
«Пожалуй, кое в чем», – очень серьезно отвечало перо, – «ты не слишком далек от истины. То, что обо мне частенько бывают крайне невысокого мнения, – это верно, как верно и то, что, когда я свое отслужу, то обращаются со мной очень дурно. Но это ничуть не умаляет ту власть, которой я обладаю, пока я могу трудиться. Заключим лишь одно пари – и я тебе это докажу!»
«Ты предлагаешь мне пари?» – высокомерно рассмеялся меч.
«Если у тебя хватит смелости его принять».
«Мне ли не принять твое пари!» – ответил меч, который все еще не мог придти в себя от смеха. – «Так спорим?»
Перо же приосанилось, приняло казенный вид и начало:
«Мы заключаем пари о том, что я в состоянии не позволить тебе выполнить твою работу, сиречь отправиться в бой, если только того захочу!»
«Ха-ха, звучит очень смело».
«Доволен ли ты?»
«Я согласен на пари».
«Ну, что ж», – сказало перо, – «посмотрим, чья возьмет».
Не прошло и нескольких минут, как в комнату вошел молодой человек в богатом мундире, взял меч и собрался вложить его в ножны. С удовлетворением смотрел он на блестящее лезвие. Снаружи послышался звонкий сигнал трубы и барабанная дробь, возвещавшие приближение битвы. Молодой человек собирался уже выйти из комнаты, как туда вошел другой, занимавший высокое положение, что было видно по его одежде, украшенной роскошными драгоценностями. Юноша глубоко склонился перед ним. Сановник же тем временем подошел к столу, взял перо и спешно что-то начертал.
«Договор о мире подписан», – сказал он с улыбкой. Молодой человек поставил меч обратно в угол, и вышел из комнаты вслед за сановником.
А на столе осталось лежать перо. Солнечный луч играл с ним, и его влажный металл ярко блестел.
«Так ты не отправляешься в бой, мой любезный меч?» – спросило перо с улыбкой.
Но меч молча стоял в темном углу. Думаю, что он больше никогда не хвастался.

[mikegor]

Сразу хочу обратить внимание на два фрагмента.

... выбрасывает тебя, если он беспощаден, и продаёт тебя вместе с парой твоих собратьев за несколько крейцеров старьёвщику.

Нарушена логика. Выбросить на свалку - совсем плохо. Продать старьевщику - чуть лучше, какая-никакая милость. В оригинале:
... wirft dich weg, wenn er nicht Gnade übt und dich mit ein paar deiner Schwestern um wenige Kreuzer einem Trödler verkauft.
... выбрасывает тебя, если не смилостивится и не продаст тебя с парой собратьев...
Nicht здесь относится ко всему придаточному "Gnade übt und ... verkauft". Я в своем переводе чуть-чуть переформулирую с сохранением логики и смысла:
... и вышвыривает тебя, а если он смилостивится, то продаст тебя с парой твоих товарок старьевщику за несколько крейцеров.

Но поэтому и не мала власть, которой меня облекают, пока я могу работать.

Опять нарушена логика. Перо недооценивают, пока оно работоспособно, и с ним плохо обращаются, когда оно придет в негодность, и поэтому его власть велика?
Doch deswegen ist die Macht, die mir zu Gebote steht, solange ich arbeiten kann, keine geringe.
Однако из-за этого моя власть не становится маленькой.
Соответственно я перевожу:
Но это ничуть не умаляет ту власть, которой я обладаю, пока я могу трудиться.

[Ирина Миронова]

Всё правильно заметили, mikegor.

А где же Asmodey, который предложил выложить перевод сегодня?

[mikegor]

Так ведь еще не вечер.

[Asmodey]

Я здесь. Вот мой вариант:

"Перо и меч
Диалог
(1893)
В углу комнаты стоял меч. Светлая, стальная поверхность его клинка от прикосновения лучей солнца блестела красноватым сиянием. Гордо смотрел меч по сторонам; он видел, что все наслаждались его видом. Все? Ах, нет! На столе, бессмысленно прислонившись к чернильнице, лежало перо, которому даже не пришло в голову склониться перед сверкающим величием этого оружия. Это привело меч в ярость, и он произнес: «Кто ты, мерзкая вещь, что не склоняешься наравне с другими перед моим блеском и не восхищаешься им? Посмотри вокруг себя! Все предметы благоговейно стоят, укутанные глубоким мраком. Одного меня, меня яркое блаженное солнце избрало в свои любимцы, оно оживляет меня своим прелестным пламенным поцелуем, и я воздаю ей тем, что тысячекратно отражаю ее свет. Лишь могущественным князьям положено входить в освещенную солнцем дверь. Солнце знает мою силу, поэтому оно положило мне на плечи королевский пурпур из своих лучей». С улыбкой ответило на это рассудительное перо: «Смотри же, как ты тщеславен и горд, как ты хвалишься чужим блеском! Опомнись, мы же оба близкие родственники. Обоих нас родила заботливая земля, возможно в первобытном состоянии мы оба тысячи лет находились бок о бок друг с другом, пока усердная деятельность людей не открыла жилу полезной руды, чьей частью мы были. Обоих нас достали, оба должны мы были, пока еще неуклюжие дети грубой природы, быть переработаны над жаром дымовой трубы, под мощными ударами молота в полезные элементы бытовой деятельности. Так и получилось. Ты стал мечом, получил большой и твердый клинок; а я, перо, задумывалось как что-то тонкое и изящное. Если мы действительно должны творить и действовать, то нам нужно, лишь, смочить блестящее острие. Тебе - кровью, мне – чернилами!»
«Эта речь выдержана в научном стиле», - ответил меч, - «Право, ты меня смешишь! Это звучит так, как будто мышь, маленькая, ничтожная зверюшка, захотела доказать свое близкое родство со слоном. Она говорила бы, также как ты! Так как у нее тоже есть четыре ноги, и она может даже похвастаться хоботом . Можно было бы поверить, что они, по меньшей мере, двоюродные братья. Ты, дорогое перо, очень хитро и расчетливо сейчас назвала только то, в чем я на тебя похож. Но я хочу тебе рассказать, чем мы различаемся. Я – блестящий, гордый меч, пристегнутый на поясе отважного, благородного рыцаря; тебя же, тебя засовывает за свое длинное ослиное ухо старый писака. Меня хватает крепкой рукой мой господин и несет в ряды врагов, я веду его сквозь них. Тебя, дорогое перо, ведет дрожащей рукой по пожелтевшему пергаменту твой учитель. Я бесстрашно свирепствую среди врагов, мужественно и отчаянно прыгаю, миг здесь, миг там; ты царапаешь с вечной монотонностью по пергаменту туда-сюда, ты не рискуешь и кусочком тех полотен, по которым тебя осторожно ведет рука. И наконец, если подходит моя сила к концу, я становлюсь старым и слабым, тогда меня почитают так, как положено герою, ставят в зал славы предков на обозрение и восхищаются мной. А что происходит с тобой? Если твой господин тобой недоволен, ты становишься старым и начинаешь мазать на бумаге толстыми линиями, он запакует тебя, оторвет от тебя ручку, которая была тебе опорой, и выбросит, если ему не жалко, или продаст тебя вместе с твоими несколькими сестрами за несколько крейцеров старьевщику».
«Пусть в некотором роде», - ответило перо очень серьезно, - «ты и прав. То, что меня часто оценивают недостаточно, это правда, так же как и то, что после того как я стало непригодным, со мной очень плохо обходятся. Однако, из-за этого власть, которой я располагаю, пока могу работать, не мала. Это зависит только от пари!»
«Ты хотело бы мне предложить пари?» - рассмеялся заносчивый меч.
«Если ты осмелишься его принять».
«Еще бы, я приму его», - ответил меч, который никак не мог прийти в себя от смеха.
«В чем заключается пари?»
Перо село прямо, приняло строгую чиновничью мину и произнесло:
«Мы будем спорить, что я, если захочу, в состоянии помешать тебе, выполнить твою работу - бой.
«Хо, хо да это же звучит смело».
«Ты согласен?»
«Я согласен на это».
«Ну что же», - сказало перо, - «давай смотреть».
Прошло всего несколько минут после заключения пари, как вошел молодой мужчина, одетый в дорогое военное обмундирование, схватил меч и поднес к себе. Затем с удовлетворением осмотрел блестящий клинок. Снаружи раздался звонкий зов трубы, барабанная дробь призывала на битву. Лишь только молодой мужчина захотел покинуть комнату, как зашел другой, судя по его роскошным украшениям, занимавший высокую должность. Молодой глубоко ему завидовал. Тем временем, носитель драгоценностей подошел к столу, схватил перо и поспешно что-то написал. « Договор о мире подписан», - улыбаясь, произнес он. Молодой снова поставил свой меч в угол, и они покинули комнату.
А на столе лежало перо. Солнечный луч играл с ним, и её сырой металл ярко блестел.
«Идешь ли ты на бой, мой дорогой меч?» - улыбаясь, спросило оно.
Но меч тихо стоял в темном углу. Я думаю, что больше он никогда не хвастался".

[mikegor]

Только могущественным князьям подобает выступать в светящемся обрамлении.

Лишь могущественным князьям положено входить в освещенную солнцем дверь.

Конечно, по словарю:
Gewände n, -s, = деревянное [каменное] обрамление дверей и окон, дверной [оконный] откос
Но все же речь тут не о косяке.
Gewand n, -( e)s, ..wänder и поэт. -e одеяние, одежда, платье
Gewände - здесь поэтическая форма множественного числа от Gewand.

Молодой глубоко ему завидовал.

Все же корень тут neigen, а не neiden. Поэтому глубоко склонился/поклонился. Благородному рыцарю зависть не к лицу.

Она говорила бы, также как ты!

Она говорила бы так же, как ты!

и выбросит, если ему не жалко, или продаст тебя вместе с твоими несколькими сестрами за несколько крейцеров старьевщику

Это место мы уже обсуждали: "если не сжалится и не продаст".

[mikegor]

ты не рискуешь и кусочком тех полотен

Речь здеь не о железнодорожном полотне (Bahn).

wagst dich nicht ein Stückchen aus jenen Bahnen
не осмеливаешься ни на самую малость отсупить от тех путей

[Asmodey]

mikegor

Все же корень тут neigen, а не neiden. Поэтому глубоко склонился/поклонилс

Точно, точно. Мда, прозевал я эти моменты.

Конечно, по словарю:
Gewände n, -s, = деревянное [каменное] обрамление дверей и окон, дверной [оконный] откос
Но все же речь тут не о косяке.
Gewand n, -( e)s, ..wänder и поэт. -e одеяние, одежда, платье

учту на будущее ))

[mikegor]

У меня выдалось немного свободного времени, и я могу высказать свое понимание тех задач, которые стояли при переводе этого текста.
Меч, солдафон и большой хвастун, утверждает, что он могущественный властелин, коронованный самим солнцем. И в обоснование этого тезиса рассказывает, что он отважный герой, который в боях рубит врагов, а когда выходит на пенсию, то ему полагаются почести. То, что он хвастун, видно сразу, например, из этого утверждения: "... ich lohne ihrs (der Sonne), indem ich ihr Licht tausendfach wiederstrahle". По определению отразить падающий свет меч, как и любое зеркало, способен максимум однократно, а уж никак не тысячекратно. Как физик замечу, что у лучших зеркал (с серебряной амальгамой) коэффициент отражения достигает 94%. А что касается пера, то его меч всячески смешивает с грязью, утверждая, что оно является орудием "старого писаришки", и что когда оно приходит в негодность, то попадает на свалку или в лавку старьевщика.
Перо смотрит на вещи более трезво, особо не хвастается. А в конце выясняется, что, орудуя пером, умудренный сановник-дипломат (а вовсе не старый писаришка) способен предотвратить войну. Перед сановником, держащим перо, почтительно склоняется благородный рыцарь, взявший меч и готовый идти в бой по сигналу трубы. Все расставлены по местам.
Довольно нехитрая история, но при этом лексически и стилистически все очень точно подано (Рильке все-таки). Соответственно, в переводе необходимо все эти оттенки как можно точнее обыграть. Особых лексико-грамматических сложностей в тексте, на мой взгляд, нет. Важно здесь все: и точный выбор слов и построение фраз. Как, впрочем, и всегда в литературном переводе. Поэтому я поясню, на какие моменты я при переводе обращал особое внимание:
В оригинале перо лежит (auf dem Tische lag, müßig an ein Tintenfaß gelehnt, eine Feder). Но по-русски нелепо звучит «лежало, праздно опершись на чернильницу». Конечно, перо полулежало на чернильнице, одним концом опираясь на стол. Но перо и меч антропоморфные персонажи, поэтому я пишу «праздно опершись на чернильницу, стояло перо». Das ergrimmte das Schwert und es begann also zu sprechen. Меч заговорил? Нет, мечу, преисполненному своей важности, в данной ситуации положено именно высокомерно вещать. Так я и пишу в переводе: «Разгневанный, меч начал вещать». «И кто же ты такое, ты, ничтожная тварь» – очень презрительное «кто ты такое». Mächtigen Fürsten nur ziemt es, in leuchtendem Gewände daherzuschreiten. Fürst – не только князь. По-русски князь ассоциируется с раздробленной Древней Русью, переживавшей не лучшие времена в период княжеских усобиц. А в дальнейшем, при царях, князь титул высокий, но не высший. Поэтому переводим Fürst – властелин, что стилистически хорошо вписывается в текст, который произносит меч. «Только могущественным властелинам подобает шествовать в сияющем одеянии». Обращаем внимание также и на избранную Рильке (и разобранную ранее) поэтическую форму слова одеяния Gewände.
Совершенно аналогичные соображения действуют и при переводе ответной реплики пера. Перо, в тон мечу, изъясняется в возвышенном стиле: «трудолюбивое усердие людей», «рудоносную жилу», «непослушным детям грубой природы, предстояло преобразиться в жаре дымящегося кузнечного горна под мощными ударами молота, чтобы вносить свою лепту в коловращение земной жизни. И было по сему».
Меч, получив такой отпор, немного раздражается. Но поначалу его раздражение облекается в форму высокомерной насмешки: «От этой речи, да еще в таком ученом стиле, мне, ей-богу, становится смешно». Но стиль пера на самом деле не отличается от того стиля, в котором изъяснялся меч. Разница в другом. Меч вещает и занимается демагогией, а перо высказалось очень конкретно и по делу. Но мечу теперь приходится искать аргументы, хочет он или нет. Он начинает несколько издалека: «Это все равно, как если бы мышь, эта маленькая ничтожная зверюшка, силилась бы доказать свое родство со слоном». Здесь, на мой взгляд, стилистически хорошо подходит слово «силилась». «Вот бы она и заговорила точь-в-точь как ты!» – опять же строю реплику так, чтобы она звучала высокомерно и насмешливо.
Дальше небольшая проблема. Rüssel по-немецки – это и хобот, и рыло или рыльце. У мыши есть Rüssel, и у слона тоже есть Rüssel. По-русски это уже не так. Хоботок есть у комара, конечно, но заменять мышь комаром совсем не годится. Тут уж каждый выкручивается, как может: «да и рыло ее хоботу не уступит». Насмешка, конечно, же. В чем это рыльце мыши хоботу не уступит? Хотя это можно прочесть и как аллюзию на пословицу: «Мышь рыла, рыла и до слона дорылась».
«Ты, любезное перо, очень хитро и своекорыстно называешь лишь то, в чем я тебе подобен». Здесь снова все те же соображения по выбору слов: «своекорыстно» (а не просто «расчетливо»), «подобен». Хорошей находкой считаю перевод «in ewiger Monotonie» как «в неизбывной скуке». Monotonie не только однообразие и монотонность, но и скука.
«Und endlich, endlich geht meine Kraft zu Ende…» Здесь endlich повторено дважды. Меч произносит реплику как хороший актер, делает, где надо, паузу и ставит ударение. То же и в переводе: «И наконец, наконец, когда сила моя иссякнет…» Специально переставил слова: «сила моя» вместо «моя сила», потому что так фраза будет лучше выстроена ритмически.
Перо отчасти соглашается: «когда я свое отслужу, то обращаются со мной очень дурно». Не просто «плохо», а «дурно». В те времена говорили именно так: «дурно обращаются».
Es kommt ja nur auf eine Wette an! Эту фразу в переводе лучше чуть-чуть расширить, чтобы была понятней по-русски: «Заключим лишь одно пари – и я тебе это докажу!». Дословный перевод «Все зависит от одного пари» не годится, поскольку тогда неясно, что зависит от пари. Власть пера от пари не зависит, пари нужно лишь, чтобы продемонстрировать ее хвастливому и ограниченному мечу.
«Was gilt die Wette?» Словарь дает «На что спорим?» Но это не то. О закладе речь не идет вообще. Речь идет о существе пари, конечно. Подумав, я пришел к варианту, несколько отклоняющемуся от оригинала. Меч самонадеян, он принимает пари не глядя: «Мне ли не принять твое пари?» Поэтому, в соответствии с этой репликой, далее следует нетерпеливое «Так спорим?»
Что далее сделало перо (setzte sich zurecht, nahm eine strenge Amtsmiene)? Представив себе, как это выглядит, я написал «приосанилось, приняло казенный вид». Слово «strenge» выпадает. В самом деле, «строгий казенный» плохо. Каким еще может быть казенный вид?
В комнату входит молодой рыцарь и тут снова некоторая проблема: «ein junger Mann in … eintrat, das Schwert faßte und sich dasselbe anlegte». Взял меч – это ясно, но как следует понимать «anlegte»? По словарю Waffen anlegen — носить (оружие); пристегнуть (саблю). Меч, как известно, носят в ножнах (хотя ножны в рассказе и не упомянуты). Т.е. он пристегнул ножны с мечом или вложил меч в ножны? Но тогда как он его после этого рассматривает? На самом деле, рыцарь не просто рассматривает меч. Любое оружие перед боем надо осмотреть: нет ли на нем повреждений, готово ли оно? Поэтому, подумав, я написал: «собрался вложить его в ножны». Тогда картина ясна. Звучит сигнал трубы. Рыцарь берет оружие, осматривает его, вот-вот вложит меч в ножны и отправится в бой. Но тут в комнату входит высокопоставленный дипломат и росчерком пера, буквально так, отменяет бой. Соответственно: «взял перо и спешно что-то начертал». Именно «начертал», а не просто «написал», ведь он поставил размашистую подпись под договором.
«Молодой человек поставил меч обратно в угол, и вышел из комнаты вслед за сановником». В оригинале они выходят оба «und beide verließen das Zimmer», но уж никак не одновременно и не толкаясь в дверях. Ясно, кто за кем вышел.
Вот кое-какие из моих размышлений и мотивировок по поводу данного перевода.