Участник №99

Африканская зимняя сказка

Фамилию и имя приходится уточнить, звание же я помню с тех самых пор: "Директор Его Королевского Величества зимней сельскохозяйственной школы". "Директор" показался мне - тогда совсем ребёнку - отчасти знакомым словом, как "дирекция вокзала", и вся "зимняя школа" преобразилась в манящую сказку: школа-вокзал, и школа, уходящая в белизну.
Однако начнём с начала: этот самый док. Авг. Шлейер, он же директор школы - не только сказочно-зимней, но и по-королевски величественной - был автором книги "Млекопитающие Земли", книги, благодаря которой я очнулся навстречу миру. Книга принадлежала моему деду и стояла рядом с Библией у него на буфете. И точно так же, как Библию мой набожный дедушка называл просто "книга", так моей "Книгой" стала её соседка.
Если мне с родителями, а то и - увы! - ещё с какими-то родственниками - приходилось идти к деду в гости, чего я не любил, всегда находилось одно утешение - книга. Я провёл с ней, наверное, уйму времени, сотни часов. Надо сказать, я очень любил дедушку, я просто не любил ходить к нему в гости со взрослыми, они мне мешали. Они мешали, когда я сидел, склонившись над книгой, они возвращали меня своими будничными пустяками из африканских степей в Цофинген, где жил дедушка - но если мы с ним оставались одни, то и он переселялся в африканскую степь.
Позже, немного научившись читать, я прочёл её, должно быть, десятки раз: "Ягуар - весьма кровожадный хищник, обитающий по большей мере в Южной Америке", а также "Шерсть у сиамской кошки гладкая, плотно прилегающая, изабеллового окраса". Я до сих пор не знаю, как выглядит изабелловый цвет, но именно так окрашена Зимняя Школа, та чудесная, берущая начало где-то у вокзала и ведущая в африканские степи, где в Южной Америке и обитает ягуар.
Вообще говоря, в таких условиях я бы должен был вырасти большим другом зверей, завсегдатаем зоопарка, а то и основательным специалистом по степным животным. Но никем таким я не стал, - кроме страстного ученика этой сказочной зимней школы изабеллового цвета.
Эта книга теперь у меня. Она уже не стоит одинокой соседкой Библии, а помещается на большом стеллаже, и мне жаль немного, что это так, ведь теперь та самая книга, где написано про всё-всё-всё, про весь мир, стоит наряду с остальными, в которых написано про что-нибудь. Время от времени я открываю её, и это всегда сперва разочаровывает: той ошеломительной пестроты в ней, на первый взгляд, уже нет; но если вглядываться в книгу подольше, в ней проступает цвет воспоминания - который, как и изабелловый, вовсе не цвет этого мира, а цвет того, мира, что начинается с вокзала директора Шлейера, сельскохозяйственного и величественного.
Истолкуй я тогда эту книгу, как полагается, я просто обязан был бы стать натуралистом, знатоком млекопитающих, но мне повезло - я понял её неправильно: в названии "Млекопитающие Земли" меня, в общем-то, заворожили не звери, а Земля, вся Земля целиком, каким-то образом находящаяся в Африке.
В Африке я пока так и не был. Таково уж свойство изабелловой школы: предметы, которые в ней изучают, проходят не на будущее, а на сейчас, они нужны не для продвижения и прогресса, а для жизни здесь, для самого существования и для мечты. Кстати, у книги был и свой запах, сильный, едкий, он оставался на пальцах часами. Этот запах стал для меня запахом букв. Что бы я ни читал, буквы вызывают в памяти запах вокзального директора зимней школы. И где бы ни побывала с тех пор моя книга - в аккуратно прибранном родительском доме или в неаккуратном - моём, запах оставался при ней. Нужно было мыть руки не перед тем, как сесть за неё, а после - но я никогда не мыл. Величественный Шлейер и словом не обмолвился о том, что барсук дурно пахнет, и, по-моему, это очень любезно и в высшей степени чутко с его стороны.
Хорошая это была школа, моя вокзальная зимняя, и она была хороша, потому что в ней не нужно было изучать ничего, кроме Земли - то есть того факта, что Земля существует, что она велика и обильна. Мало того, в этой школе мне разрешалось понять всё превратно, и я пользовался этой привилегией направо и налево. А напоследок остался лишь запах, с тех пор сопровождавший меня всю жизнь - запах букв.
Трудно представить себе, что могло бы случиться, ходи я в одну только школу - ту, где изучают серьёзные вещи: например, млекопитающих, - где стали со временем развивать одарённых и где моя одарённость в области млекопитающих наверняка не осталась бы без внимания. Может, я бы добрался тогда до Африки, но ни за что не попал бы в Африку вокзального директора Шлейера и его изабеллово-зимней школы.