Африканская зимняя сказка
Петер Биксель

Не уверен, что правильно запомнил имя, но вот название должности помню наизусть: «Начальник королевской сельскохозяйственной зимней школы». В то время, будучи маленьким ребенком, я ассоциировал слово «начальник» с чем-то конкретным: начальник вокзала, а вот «зимняя школа» была для меня понятием, подслащенным предчувствием сказки - школа как вокзал и школа, растворяющаяся в белизне.
Но все по порядку: этот доктор Ауг. Шляйер, начальник той самой, не только зимней, но еще и королевской школы, был автором книги «Млекопитающие земли», книги, что пробудила меня для мира. Эта книга, принадлежавшая моему деду, стояла на полке буфета рядом с библией, и точно так же, как мой набожный дедушка называл библию «Книгой», я считал Книгой ту, что стояла рядом с ней.
Я не любил ходить к дедушке в сопровождении родителей или вместе с другими родственниками, что было еще большим несчастьем для меня, а когда это происходило, моим единственным утешением была эта Книга. Часы, которые я с ней провел, исчислялись, наверное, сотнями. А вообще я очень любил своего дедушку, просто мне не нравилось бывать у него в одно время с взрослыми: они мешали. Они мешали и тогда, когда я сидел тут же, склонившись над Книгой, и когда своими разговорами о каких-то будничных делах возвращали меня из африканских степей обратно в Цофинген, где жил мой дедушка, но когда я был с дедом наедине, то мы оба пребывали в африканских степях.
Позже, научившись немного читать, я десятки раз перечитывал эту книгу: «Ягуар – очень кровожадное животное, обитающее преимущественно в Южной Америке" и «Шерсть у сиамской кошки гладкая, изабеллового цвета". Я до сих пор не знаю, что представляет собой изабелловый цвет, но это наверняка цвет зимней школы, той самой, что начинается где-то у вокзала и ведет далеко в африканские степи, туда, где в своей Южной Африке обитает ягуар.
При таких обстоятельствах я обязательно должен был стать другом животных, страстным посетителем зоопарков или даже солидным специалистом по степным животным. Но всем этим я не стал, я всего лишь ученик сказочной зимней школы изабеллового цвета, исполненный тоски.
Сейчас эта книга у меня. Она больше не стоит одиноко рядом с библией, а помещается на большом стеллаже для книг. И мне немного жаль, что это так, ведь как раз та книга, что вмещает в себя все, весь мир, стоит теперь рядом с книгами, которые содержат лишь что-то. Время от времени я ее открываю и всегда сначала переживаю разочарование, потому что на первый взгляд она оказывается не такой уж сногсшибательно красочной, но более длительное разглядывание наполняет книгу красками воспоминаний, теми, которые, как и изабелловый цвет, не имеют отношения к этому миру - это краски того мира, что начинается у вокзала, где начальником Шляйер: у сельскохозяйственно-королевского вокзала.
Пойми я в то время эту книгу правильно, я непременно должен был бы стать другом животных, другом млекопитающих, но, на свое счастье, я ее неправильно понял – «Млекопитающие земли», и не сами животные тому причина: меня очаровала земля, вся та земля, что каким-то образом расположилась в Африке.
Я еще никогда не был в Африке. В том-то и состоит особенность школы изабеллового цвета, что то, что ты там учишь, ты учишь не для того, чтобы уйти и двигаться дальше, а для того, чтобы просто быть и грезить. Кстати, у книги был свой запах - сильный, едкий, он часами держится в кончиках пальцев. Этот запах стал для меня запахом букв. Что бы я ни читал, буквы напоминают мне запах администрации зимней школы. И где бы с тех пор ни оказывалась Книга – в аккуратном доме моих родителей или в моем, неаккуратном, - она продолжала хранить свой запах. И руки нужно было мыть руки не перед тем, как взять ее в руки, а после этого – я никогда этого не делал. В своей книге королевский Шляйер даже не упоминает о том, что барсуки воняют. Я считаю, что это очень мило и чрезвычайно деликатно с его стороны.
Это была хорошая школа – вокзальная зимняя школа, а хороша она была тем, что учить нужно было ничто иное, как землю, а именно то, что она есть, что она велика и богата. В этой школе мне позволялось понимать все неправильно, и я щедро пользовался этой привилегией. И, в конце концов, не осталось ничего иного, кроме запаха, запаха, сопровождавшего меня всю мою жизнь, запаха букв.
Невозможно представить себе, что было бы, будь это школа, в которой нужно учить что-то конкретное, например, млекопитающих, школа, где принято поощрять одаренных и где обнаружили бы мои способности в отношении млекопитающих. Наверное, в таком случае я попал бы в Африку. Но в ту Африку, в которую меня привел начальник вокзала зимней, изабеллового цвета школы Шляйер, я не попал бы никогда.