ЗИМНЯЯ АФРИКАНСКАЯ СКАЗКА
Его имя мне нужно уточнить по книге, но название его должности я все еще помню наизусть "Директор королевской,
сельскохозяйственной зимней школы". При слове директор я, тогда еще маленький ребёнок, мог себе представить начальника
железнодорожной станции, а выражение "зимняя школа" было для меня понятием, пришедшим из сказки - такая школа походила на
железнодорожную станцию и была окутанна белой пеленой.
Но обо всем по порядку. Доктор Авг. Шлейер, директор той самой школы, которая была не только зимней, но еше и королевской,
является автором книги "Млекопитающиеся Земли", той самой книги, вместе с которой я вырос. Это была книга моего дедушки и
она стояла в буфете рядом с Библией. И как мой набожный дедушка называл Библию - "Книга книг", так и та, стоявшая с ней
рядом, была для меня тоже "Книгой книг".
Когда я с моими родителями, а возможно еще и к несчастью и весьма неохотно с другими родственниками, должен был навещать
дедушку, тогда для меня была утешением эта книга. Должно быть я провел с ней не одну сотню часов. Признаться, я очень любил
своего дедушку, мне только не нравилось приходить к нему вместе со взрослыми, они мешали. Они мешали мне, когда я сидел,
склонившись над книгой, а они своей обывательской болтовней возвращали меня из африканской степи в Цофинген, туда, где
проживал мой дедушка. Но когда мы были одни, то и дедушка оказывался со мной в африканской степи.
Позднее, когда я уже мог немного читать, то перечитывал эту книгу, наверное, десятки раз. "Ягуар - очень хищное животное,
которое обитает в Южной Америке" или "Сиамская кошка имеет гладко прилегающую шерсть цвета изабеллы". Я до сих пор не знаю,
каков он, цвет изабеллы. Должно быть это цвет зимней школы, той замечательной зимней школы, которая начинается где-то на
железнодорожной станции и ведет далеко в африканскую степь, где ягуар населяет свою Южную Америку.
Под влиянием этой книги я должен бы был, наверное, стать большим любителем зверей, страстным посетителем зоопарков или даже
крупным специалистом, изучающим степных животных. Но я ни стал ни чем таким, а остался учеником, тоскующим по сказочной
зимней школе цвета изабеллы.
Теперь эта книга хранится у меня. Но отныне она не стоит одиноко рядом с Библией, а находится в большом книжном шкафу. И
мне немножко жаль, что такая книга, в которой есть всё-всё, всё на свете, стоит теперь рядом с книгами, в которых есть всего
лишь что-то. Время от времени я раскрываю её, и сначала всегда следует разочарование: она не кажется больше такой
потрясающе-красочной, как раньше. Но если я продолжаю листать её, она окрашивается в цвет воспоминаний. В тот цвет, который
как и цвет изабеллы не является цветом этого мира, но цветом того мира, который берёт своё начало от железнодорожной станции
с её начальником Шлейером, от той самой сельскохозяйственной королевской железнодорожной станции. Если бы я в то время понял
книгу верно, я должен бы был стать другом зверей, любителем млекопитающихся, но, к моему счастью, я понял её неправильно. В
книге "Млекопитающиеся Земли", мне понравились не сами звери, а Земля, целая Земля, которая лежит где-то в Африке.
Я всё ещё ни разу не был в Африке. У школы цвета изабелы была такая особенность: всё что там учат, училось не для карьеры и
прочих жизненных успехов, а для того чтобы просто жить и мечтать. У этой книги был ещё такой сильный едкий запах, который
оставался на пальцах часами. Для меня он стал запахом букв. Что бы я не читал, буквы напоминают мне своим запахом о
директоре той зимней школы. И где бы ни приходилось бывать этой книге: в доме моих родителей, где царил порядок, или же в
моем запущенном, она сохраняла свой запах. Руки нужно было мыть ни до того, как взять, а после - я же не мыл их никогда.
Благородный Шлейер даже не упоминает в книге, что маленькие сорванцы - поросята могут быть очень неряшливы, я нахожу, что
это тактично и очень вежливо со стороны писателя.
Это была очень хорошая школа, зимняя станционная школа, и она была хороша тем, что не нужно было изучать ничего другого,
кроме самой Земли, а именно, - что она есть, что она большая и богатая. И, видимо, в этой школе я тоже понял все
неправильно, а затем сполна воспользовался этой неожиданной привилегией. И в конце концов не осталось ничего кроме запаха,
того запаха, который сопровождал меня всю мою жизнь - запаха букв.
Трудно даже представить, что бы произошло, учись я в такой школе, в которой нужно изучать самые обычные учебные дисциплины,
зоологию, например. Или в школе для одарённых детей, где вдруг выявили бы мою одарённость в изучении зоологии. Возможно
тогда бы я все же и побывал бы в Африке, но только уже не в той Африке, принадлежащей зимней школе станционного директора
Шлейера, окрашенной в цвет изабеллы.