Участник №32

Африканская зимняя сказка

Его имя мне нужно уточнить, но должность помню до сих пор: "Начальник королевской сельскохозяйственной зимней школы". Когда я был маленьким, за словом «начальник» мне виделось нечто определенное - начальник вокзала; но «зимняя школа» - сладкое слово, слово из сказки - школа-вокзал, школа, тающая в белизне.
Начнем сначала: этот доктор Ауг. Шлейер, начальник школы, не просто зимней, но и королевской, - автор книги "Млекопитающие Земли", книги, которая пробудила меня к жизни. Это была книга моего деда, она стояла в буфете рядом с Библией. Мой набожный дед называл Библию "Книгой", и книга рядом с ней была для меня тоже «Книгой».
Когда с родителями и – к несчастью – с другими родственниками я ездил к деду, с неохотой, меня ждало одно утешенье – Книга. С ней я провел, должно быть, сотни часов. Вообще я очень любил своего деда, мне просто не нравилось ездить к нему со взрослыми – они мешали. Мешали даже, когда я сидел, склонившись над книгой, а они своей будничной болтовней возвращали меня из африканской степи в Зофинген, где жил тогда мой дед; оставаясь вдвоем со мной, и он жил в африканской степи.
Позднее, научившись немного читать, я прочитал книгу, наверное, несколько дюжин раз: «Ягуар – животное кровожадное и обитает в основном в Южной Америке», «Шерсть сиамской кошки гладкая, солового цвета». Я и сейчас не знаю, какой цвет соловый, но это, должно быть, цвет зимней школы, той замечательной зимней школы, которая берет начало где-то на вокзале, ведет в африканскую степь, где в Южной Америке и обитает ягуар.
Понятно, что при данных обстоятельствах я должен был бы стать большим любителем животных, страстным ходоком по зоопаркам, а может быть, серьезным специалистом по степным животным. Но ими я не стал - только полным страстного ожидания учеником сказочной и соловой зимней школы.
Теперь эта Книга моя. Она не стоит уже одиноко рядом с Библией, она - в большом стеллаже. И мне немного жаль, что эта книга, в которой есть все-все, весь мир, стоит рядом с другими книгами, в которых есть только кое-что. Я время от времени открываю ее, сначала с разочарованием - на первый взгляд, она не такая уж поразительно яркая, какой казалась раньше, но если смотреть дольше, то она принимает цвет воспоминаний, цвет, которого, как и солового, нет в этом мире, это цвет Мира, который начинается от вокзала, где начальствует Шлейер, от королевско-сельскохозяйственного вокзала.
Пойми я тогда книгу правильно, то стал бы любителем животных, любителем млекопитающих, но, к счастью, я понял ее неверно - "Млекопитающие Земли"; не животные собственно, это Земля так повлияла на меня, вся эта Земля, которая каким-то образом пролегает в Африке.
Я никогда не был в Африке. Такая уж она, соловая школа, что то, что в ней учишь, учишь не для успеха и продвижения, а для бытия и мечты. У книги к тому же был запах, сильный, едкий, часами не сходивший с пальцев. И этот запах стал для меня запахом букв. Что бы я ни читал, буквы напоминают мне о запахе начальника зимней школы. И где бы ни бывала Книга, в строгом ли доме моих родителей, в моем ли – лишенном порядка, она хранила этот запах. Руки надо было мыть не перед тем, как взять книгу – после того; я никогда и не мыл их. Королевский Шлейер умалчивает о том, что барсуки воняют; я нахожу это чутким и тактичным.
Это была хорошая школа, вокзальная зимняя школа, хорошей она была потому, что в ней не надо было ничего учить, кроме Земли, - только то, что она есть, что она велика и богатый. И в этой школе мне было позволено все понимать неверно, и я широко пользовался этим правом. Так что в конце остался запах, один лишь запах, который был со мною всю жизнь, и это запах букв.
Трудно вообразить, что стало бы, если бы я ходил в школу, где принято давать знания, к примеру, о млекопитающих; в школу, где пестуют одаренных и где заметили бы мою одаренность по части млекопитающих. Может быть, в этом случае я побывал бы в Африке, но - не в Африке соловой зимней школы начальника вокзала Шлейера.